Про легендарную балерину Аллу Осипенко можно найти достаточное количество информации — о ее происхождении из знатной семьи, творчестве, работе с Л. Якобсоном, Г. Алексидзе, Б. Эйфманом… Поэтому заинтересованных направляю в просторы библиотеки и интернета…
Позвонив Алле Евгеньевне, я услышал приветливый моложавый голос. Договорились встретиться. Недолго пришлось искать ее дом на Петроградской стороне (район Санкт-Петербурга). Алла Евгеньевна провожает меня в небольшую комнату, где встречает кот. На стене висит картина другого кота. На круглом столе — сигареты, маленький букет в миниатюрной розовой вазе и всюду — книги на французском языке…
Наша встреча состоялась в 2014 году, и эта публикация терпеливо ждала своего времени. Мы побеседовали с выдающейся артисткой о главном в балете, о том, какие качества должны быть у хореографа и о ее дружбе с Булатом Аюхановым.
В БАЛЕТЕ ГЛАВНОЕ — ДУЭТ
— Исторически сложилось, что в искусстве (да и не только в нем) преобладали мужчины — композиторы, живописцы, писатели. В балете же попеременно кто-то выходил на первый план — то женщины, то мужчины. Кто все-таки должен быть первым в балете?
— Я за то, что нет ни женщины, ни мужчины как доминирующих. Для меня, прежде всего, существует дуэт. Это и было моим призванием. То, чего не хватает женской натуре, она берет от мужчины, мужчина — наоборот. Такая взаимосвязь. Это мое личное мнение.
— Можете рассказать про Леонида Якобсона? Как он работал, чего ждал от артиста?
— Якобсон — это вообще личность уникальная, неординарная. У нас принято в стране почему-то забывать тех людей, которые вносили в искусство новое. Якобсон был одним из них. Знаю его с ранних лет, потому что мы были в эвакуации в Молотове (ныне Пермь — Д. У.). Леонид Вениаминович выбирал себе солистку в какой-то детский номер. Он подошел ко мне, взял меня за голову и повертел так, так (показывает и смеется), а голова не вертелась — у меня была страшно закрепощенная шея, поэтому он меня очень хорошо запомнил… но взял. И я у него исполняла какие-то сольные кусочки.
Первый раз в училище (после эвакуации — Д. У.) я вошла уже достаточно взрослой девочкой. Он так долго смотрел, вглядывался: «Слушай, ты не та ли девочка, у которой шея не вертится?!». Я говорю: «Та, но она у меня уже вертится!». Якобсон много со мной работал, много на меня ставил. Я вообще дружила с этой семьей, с его женой Ирой. Он ко мне с любовью относился.
Якобсон действительно совершенно ни на кого не похожий. И на него никто не похож… Если других иногда можно вычислить — ну этот ставит в той манере, этот в той, то с Якобсоном этого не бывало. К сожалению, он жил в такое время, когда у нас не очень любили превозносить или оценивать такой яркий талант по достоинству. Жена его уехала, но иногда она дает о себе знать, как-то нас что-то связывает.
— Каким должен быть балетмейстер?
— Мне кажется, он должен быть диктатором. Я в своей жизни не обладала фантазией балетмейстера и поэтому подчинялась абсолютно. Чем больше он придумывал (Якобсон — прим. Д. У.), чем больше он был вне нашего мира, тем больше во мне пробуждался интерес. Мне удалось поработать с балетмейстерами, кто был на Западе. К примеру, с Мясиным. Меня в свое время приглашали в балет Монте-Карло, но сказали: «Ты что хочешь вообще никогда не выехать за границу?», поэтому все было на корню остановлено.
— Вы же невыездной были 10 лет…
— Еще какой невыездной!.. И я не понимаю почему? Что такого во мне было… А потом сбежала Наташа Макарова. Караулили меня, а сбежала Наташа (смеется). Мы с ней очень дружны были. И сейчас дружим…
— Какими качествами отличаются поколения — балерины Вашей молодости и сегодняшние?
— В 50-е годы, когда я заканчивала, были величайшие имена. Это были и Дудинская, и Вечеслова… И Шелест (произносит с особой проникновенностью и почти шепотом) — необыкновенного дарования была танцовщица! Сейчас очень хорошие есть танцовщицы, выезжающие заграницу, которых знает весь мир. А этих балерин практически никто не знал. Но они были несравненно выше нас, несравненно, Богом данные!
Из современных я знаю несколько имен. Диана Вишнева, которая уже больше на Западе танцует. Лопаткина интересная. Они очень индивидуальные, их нельзя сравнивать… Но чтобы это были «Шелест!», «Дудинская!»…
— То есть, в балете Моцарта сейчас нет?
— Боюсь, что, да!
НАДО ВОРОВАТЬ!
— Алла Евгеньевна, что Вы сейчас читаете?
— Вообще больше всего люблю мемуарную литературу. Уже давно не открываю романов, которыми когда-то очень много увлекалась. В данный момент я читаю об Анне Павловой. У каждого возраста есть какие-то свои литературные обязательства. Когда тебе 14 лет, ты читаешь фантастику, про всякие путешествия и прочее, и это развивает твой собственный разум, начинаешь мыслить по-другому.
Начала читать поздно, меня как-то не могли заставить, но уже потом — запоями. Глотала все, что попадалось под руку. Рано начала читать книги для взрослых. Был у меня такой случай на уроке литературы. Педагог вызвал маму и сказал: «Вы знаете, Осипенко читает не по возрасту книжки, надо обратить на это внимание», на что услышал: «Не трогайте девочку, я ей разрешаю читать все, что она хочет». Это были Диккенс, Куприн… Мне все это было разрешено, и я очень радовалась. А сейчас очень интересно перечитывать и интересней даже больше чем тогда.
— Как личностное развитие сказывается на творчестве? Должен ли актер быть «наполненной» личностью или лучше быть «пустым», чтобы легче создавать роли?
— Мне кажется, балетный актер должен быть даже более разнообразным, знающим, чем драматический. Потому что в драме у них всегда присутствует текст, пьеса и есть от чего отталкиваться и откуда, в общем, питаться. А у балетных роль идет только от личности. Вот если личность заинтересованная, если она ищет выход и знакомства с окружающими людьми, чтобы они были как можно интереснее и от каждого «воровать», как я говорю (смеется): надо воровать, обязательно надо воровать! А так просто способные, даже будем говорить талантливые, но живущие только своими историями, своими успехами, для меня они малоинтересны.
— Как влияют роли на жизнь, на характер? Помните в «Идиоте» режиссера Ивана Пырьева, когда он выжал из Юрия Яковлева и Юлии Борисовой «все соки», это потом сыграло свою роль в их дальнейшей карьере.
— Вы же знаете, я сама танцевала в «Идиоте» в Михайловском (роль Настасьи Филипповны — Д. У.). Вот видите у меня мурашки побежали. Это очень тяжело, потому как после спектакля ты чувствуешь себя совершенно разбитым и не знаешь, что тебе делать, то ли бежать по улицам, то ли кричать, то ли еще что-нибудь. Внутри тебя происходят какие-то сложные процессы. Не то, что мы талантливые или не талантливые и что мы так сильно уходим в образ и стараемся его показать, выжать из себя, нет. А потому что сталкиваешься с материалом, это невольно становится твоей второй жизнью и потому очень тяжело отходить.
Тем более мы «Идиота» танцевали очень много, гастроли по всем деревням и весям были. Казалось очень страшно начинать, потому что когда приезжали в эту деревеньку, вокруг куры и петухи кричат во дворе. Ты думаешь: «Боже, а кто же придет? А кому ты будешь рассказывать то, что тебе поставил балетмейстер?». Тем не менее, мы всегда побеждали, «вываливались» люди из лож, кричали, происходило что-то невероятное. Нам было даже как-то неловко, не понимали, что такое мы совершили.
— А с Эйфманом сейчас общаетесь?
— Сейчас с Борисом я не очень связана. У него хорошая помощница — это его жена Валя Морозова. Она исполняла роль Аглаи в «Идиоте». И с ней очень многое связывало. Был такой случай невероятный (смеется). Он ставил «Идиота» и в каком-то эпизоде показывал мне, как я должна сползать по Аглае. Вот он показывает, показывает, как нужно сползать (это было в зале на Маяковской) и тут я смотрю — он лежит бездыханный! (смеется). А мы вдвоем репетировали, больше никого не было. Я побежала к вахтеру: «Срочно вызывайте скорую, у меня балетмейстер лежит без сознания!» Он очень отдавался своей работе. Несмотря на то, что мы не испытывали друг к другу такой большой любви, мне было очень интересно с ним работать. Очень интересно. Он работал с утра до ночи, когда ставил. Все это в полную силу, все с внутренними переживаниями, поэтому он нас заводил очень сильно. Я была намного старше Бориса, но, тем не менее, при нем я была просто девочкой-исполнительницей.
СУДЬБА РАСПОРЯЖАЕТСЯ НАМИ
— Искусство — это удовольствие? Или это способ изменения личности?
— Искусство — это счастье! Если ты причастен к искусству, это величайшее счастье. Конечно, ты получаешь удовольствие, если на тебя ставят, если ты понимаешь, что ты входишь в то, что тебе предлагают. Но это все же больше счастье, чем удовольствие.
— Что такое свобода?
— Характер! Конечно, характер! Это и есть свобода! Кто меня заставит унизиться перед кем-то? Я знаю, что я могу и чего не могу, на что я неспособна. Никогда не пойду туда, где ничего не умею, не знаю. Вот в этом вероятно свобода. Я никогда не буду перед кем-то унижаться… Перед Якобсоном, правда стояли, как зайчики, конечно (смеется)! Мы уже тогда понимали, что это гений. А так — ну что Вы, что Вы! Свобода — это когда понимаешь, что ты хочешь. И если тебе это дают, ты получаешь это и отдаешься этому — вот она свобода.
— Какие качества в людях Вас привлекают, какие отталкивают?
— Отталкивает подлость. Когда тебе за спиной делают гадости. Я всегда предпочитала иметь дружбу или знакомство с людьми, которые могут сказать тебе правду. Вот есть такая Наташа Зозулина, пишет (автор монографии об Алле Осипенко, вышедшей в 1987 году — Д. У.). Как-то я ей сказала: «Наташа, я знаю, что редко говорят, что хватит». А так как мы задерживались, нам уже 40, уже к 50, а мы все танцуем, я ее попросила: «Наташа, пожалуйста, скажите, когда Вы почувствуете, что я уже начинаю быть не той, которой была». И она мне очень хорошо сказала: «Вы знаете, Алла Евгеньевна, вроде бы Вы такая же. Такая же худенькая, Вы так же хороши на сцене. Но что-то невидимое в Вас изменилось, то ли в фигуре, то ли в степени выразительности». И когда она мне об этом сказала, я очень серьезно об этом задумалась и еще немного протанцевала после этого и ушла. Мне кажется, что так надо, так должно быть. Люди, которые тебя ценят, которые тебя любят, они не должны врать. Они должны вовремя сказать: «Пожалуйста, остановись»…
— Каково Ваше отношение к религии?
— Я верующий человек.
— Вы ходите в храм?
— Да. Меня вырастили верующие бабушки, которые водили меня с детства в церковь. Но я не могу сказать, что я «фанатка» в религии. Я просто верю, что есть сила, которая выше нас, что есть Господь. Он силы дает, он дает пример, если знать его. Я была в Израиле и нас водили по этим тринадцати местам, по которым провели Христа перед казнью. Я все это видела воочию. Для меня это живший когда-то человек и обладавший какими-то высшими качествами — такими, которые не даны нам, обычным людям. Он был, безусловно.
— В одном из интервью Вы сказали: «Когда говорят, что мы строим свою судьбу — ничего подобного. Судьба распоряжается нами». Вы фаталист?
— Я фаталист.
— Давно ли были в Алма-Ате?
— Да, я очень люблю Алма-Ату, очень! Ой, давно была! Еще танцевала! (мечтательным, ностальгическим голосом) Ну, Булат (Аюханов — Д. У.) мне много показывал! Мне было интересно с ним. Он приносил какие-то кастрюли с узорами и готовкой. Он же готовит вкусно! Он мне очень многое в жизни показал в Алма-Ате. Никакой другой город мне так не близок, как Алма-Ата.
— Какая у Вас философия?
— Любите свою родину, она очень много дает. Любите людей, которые вам дают, от вас много берут, и которым Вы много даете. Вот кстати, то, что у нас было с Аюхановым — мы как-то взаимно давали друг другу. Это обязательно нужно. Чтобы любили не просто так — там приятель, дружок. Чтобы был человек, который был бы в тебе очень глубоко. Мне кажется это самое главное.
Вот видите вазочку, мне ее, кстати, вчера подарили (на столе стоит ваза с цветами). Не просто подарил человек, а вот где-то увидел и подумал: «Это Алле Евгеньевне». Вот это очень важно.
Фотографии — из общедоступных источников в интернете.
Ссылка для цитирования:
Уразымбетов Д. Д. Алла Осипенко: в балете главное дуэт // Qazaq Ballet — интернет-журнал о хореографическом искусстве Казахстана. — URL: https://qazaqballet.kz/main_articles/alla-osipenko-v-balete-glavnoe-dujet/. Дата публикации: 13.05.2018. — Текст : электронный.